– Галочка, помнишь, я тебе рассказывал про нашего знаменитого капитана-бродягу? Вот он – Глеб Никитин, у нас в городе, собственной персоной.
Галина с очевидным интересом рассматривала голубоглазого незнакомца.
Крупная голова, чуть седые короткие волосы на висках, сильные покатые плечи, аккуратные, ухоженные руки, рост чуть выше среднего, одет не дорого, но хорошо.…
– Здравствуйте, путешественник. Вы просто обязаны прийти к нам в гости! Ну, не сегодня, разумеется, но в самые ближайшие дни, правда ведь, Марк?
…Когда капитан Глеб проводил чету Азбелей к их машине и подошел к старенькому микроавтобусу, Виталик уже вылезал из-под открытого капота. Вытер руки приготовленной чистой тряпочкой и, прищурившись, спросил приятеля.
– Чего ты попа-то так долго терроризировал?
– Уточнял, можно ли с грешником-обжорой в одной автомашине по утрам ездить.
Пятница 13.05.
В машине
В приоткрытые окна «микрика» врывался замечательно прохладный солнечный ветерок. Виталик бодро рулил, одновременно доставая из многочисленных карманов суконной жилетки семечки.
– Хочешь семушек, а?
– Ненавижу. Грязное, неопрятное занятие, особенно если кто-то чавкает эти…., «семушки», на людях. Если уж тебе невмоготу без них – запрись на своей кухне и грызи.
– Так ведь вкусно ведь. И вообще…
Виталик слегка обиженно хмыкнул, обтёр по очереди ладони о жилетку и, перехватив поудобнее руль, присвистнул зубом.
– Послушай, Глебка, раскрой, наконец, мне тайну – почему это у тебя никогда не болит голова с похмелья?!
Заметив, что Глеб улыбается, Виталик завертелся на своём водительском месте.
– Нет, ты скажи, ты объясни уж мне, такому неотёсанному, пожалуйста! Я требую! Вместе же ведь с тобой на мероприятиях и пьём, и закусываем, а ты всегда утром как огурец! Или таблетки какие специальные зарубежные принимаешь?
– Ну, если для тебя эта информация так принципиальна и важна, то, конечно, мне придётся всё подробно объяснять. Как хорошему другу. И как приятному собутыльнику.
Небольшая пауза только подзадорила Виталика. Он нетерпеливо поглядывал на спутника, но молчал, робея спугнуть птицу удачи.
Капитан Глеб неопределённо повёл в сторону рукой.
– Знаешь, когда люди хворают, они не работают, валяются дома на больничном. Правильно же? Правильно. А когда занятой человек работает – он не болеет, потому что ему некогда. Вот и моя голова всегда по утрам в действии, думает, – значит, она не может в это время болеть… Логично?
Виталик надулся.
– А мои мозги, что, по-твоему, только на следующий день начинают работать, что ли так?
Конечно, ему было вдвойне обидно. Не получить чудодейственный рецепт вечного головного здоровья, да ещё и слышать, как Глеб при этом хохочет!
– Ладно, ладно, не пыхти. Знаешь ведь сам, что я с детства не тренировался в успешном распитии спиртных напитков. Просто так с организмом получилось…
– Повезло. – Вроде как простодушно перебил его Виталик.
Сделав вид, что не заметил язвительности друга, Глеб Никитин тем же ровным тоном продолжал.
– …В семнадцать лет я в Бискайском заливе по четыре порции макарон на ужин съедал, пока бывалые мореманы в шторм по каютам бледненькие лежали. Почему-то на морскую качку я никакого внимания не обращал никогда. А на берегу, на следующий день после крепкой выпивки, мне всегда просто хочется есть. Есть и спать. В эти трудные минуты мне требуются только горячий борщ и мягкая подушка. И никакой опохмелки.
Голос Глеба окреп. Он покосился в сторону собеседника.
– Заметь, что жрать мне хочется после, а не до распития. И каждую ночь колбасу таскать из холодильника меня не тянет, как некоторых. И никаких «граммулечек» с утра! Такой рецепт тебя устроит? А, мой юный злоупотребитель?!
За разговорами незаметно проехали городской бетонный мост через реку.
Большая вода внизу золотилась до поворота у дальних элеваторов. Там же, на фарватере, ближе к левому берегу вроде как стояли или очень медленно двигались два высоких пассажирских теплохода. Под самыми центральными пролётами моста пыхтел тёплым воздухом небольшой буксир-толкач с полной песочной баржей. Движение на реке было медленным и незаметным. Ни вверх, ни вниз по течению не было видно привычных стреловидных волн от «Ракет» и «Метеоров», не бегали от берега к берегу рабочие катерки и трамвайчики.
Прибрежный городской парк с моста казался сплошной зелёной полосой, из-за которой высовывалось несколько серых многоэтажных зданий в районе новостроек. Под высоким откосом мелькнул зелёной деревянной башенкой речной вокзал.
«Почему именно на вокзалах так много убогих собак? Без лап, со страшными свищами на боках, с оторванными ушами и хвостами…. Почему таких почти нет в центрах красивых городов? Наверно, потому что на просторных улицах, на жилых помойках и придомовых свалках у них совсем нет шанса выжить! Там просто нет милосердия, нет защиты, только брезгливость и ужас от одного только вида их увечий…. Вокруг здоровые люди и рядом с ними их домашние, красивые, сильные псы. Даже человеческие и собачьи бродяги там нахальны и жестоки. А на окраинных вокзалах всегда полно всяческих живых отбросов, тоже калек, которые иногда, по-своему, нет-нет да и пожалеют хромого гавкающего уродца, прикроют его криком или палкой в шальной собачьей драке, кинут нелишний кусок, зная, каково это, быть бездомным и голодным….».
Молчаливый водитель Панасенко сосредоточенно и аккуратно объезжал выбоины давно не асфальтированной набережной. Блестевшая через частые деревья река, с дороги уже не казалась такой величавой и серьезной. Только там, где в парке зияла проплешина сразу из нескольких поваленных тополей, успела блеснуть вдалеке большая, с детства знакомая, вода.
Глеб нехотя отвернулся от окна машины.
– Слушай, Виталь, давай на минуту завернём ко мне домой, а потом – на проспект, мне ещё нужно успеть в гостиницу устроиться.
– В гостиницу? А дома-то тебе чего не спится, тесно, что ли?! Или мамаша ругается на твои ночные похождения? Это же какие деньги нужны, в гостинице-то жить, просто сумасшедшие!…
Капитан Глеб ещё покрутил ручку окна.
– Пробовал вчера на раскладушке уснуть, но у матушки сейчас, кроме меня, два котёнка гостят, подруга старинная на время отпуска ей своих питомцев доверила.… Ну, им и понравилось с хорошим человеком ночевать, всю ночь наперегонки демонстрировали любовь ко мне, ползали по животу, мурлыкали как маленькие танки. Я, естественно, не мог ответить им взаимностью, вдобавок набрал полный нос шерсти, полночи дремал, полночи чихал, ближе к утру удрал на кухню, кофе пить. Сегодня выспаться очень хочется.
– Ч-черт!
Машина взревела. Виталик начал резко дергать передачи.
– С коробкой маета, приспосабливаться всё время нужно.… А, кстати, про котов-то. У моего соседа тоже котишка есть, какой-то очень дорогой, шерстяной, глазастый. Они всей семьей его подстригают, чешут, и в шампунях специальных его полоскают, а котяра всё равно пухом исходит. Я соседу предлагал позабыть ихнего Маркиза в лесу или на даче где-нибудь нечаянно, тот жены боится, руками машет: «Что ты, что ты!». А шерсть от того драгоценного кошака уже из их квартиры в общественный лифт килограммами долетает, ужас как противно….
Глеб с хрустом потянулся, выставил руку в окошко, навстречу ветру.
– Про мяуканье мне никогда не было интересно. Я, ты же знаешь, старый собачник, коты не по мне… Да, вот ещё, послушай, Виталь, мужики ничего не говорили про деньги, никто тогда не забавлялся там медяками, ну, не бросал никто в костер много мелочи?
– Ну, опять ты, Глебка, за своё! Говорил же я тебе вчера, что не было там ничего такого! Да, притащил Назар тогда к костру свой злосчастный мусорный мешок, так его самого из-за этого мусора полицейские десять раз наизнанку вывернули. Скрепки там были, стекляшки были, кнопки…, да, кнопки у него вместе с бумажками ненужными ещё были. Никакую мелочь никто горстями в костер не бросал! Копейка-то тогда случайная, недействительная уже, попалась.
Помолчав, Глеб Никитин настойчиво, тем же спокойным тоном продолжил.
– Помнишь, как мы на старом стрельбище за рекой пули искали? Мы же всегда после среды, когда охрана из лагеря отстреливалась, к обрыву на велосипедах ездили. Как сейчас помню – чуть тронешь сверху песок, слой скатится, а вместе с ним и пульки автоматные.… Ну, помнишь ведь?
– Ты к чему это опять – песок, патроны?
– Не песок – патроны, а песок – монеты. Не забыл, сколько мы пуль зараз из обрыва тогда выковыривали, а?
Виталик нахмурился за рулём.
– Ну и что? Много, по тридцать, по пятьдесят; кто как, все пацаны всегда полные карманы себе набирали…
